Она приехала в поместье к колдуну, набираться опыта. Ее послали туда наставники, чтобы обуздать ее магическую жажду, да и умерить жажду блуда тоже.  Хотя они и не говорили в открытую о втором.
Она была не в восторге: колдун вечно что-то от нее требовал, а если она и исполняла все в точности его указаниям, то зелья и заклятья все равно не получались. Если же она делала по своему усмотрению, то маг был недоволен ею (ее магия уже тогда превосходила его). Все время ворчал и попрекал ее в неаккуратности и легкомыслии в использовании магии.
Все может быть так скучно и протекало бы несколько вынужденных недель, если бы не хорошенький подмастерья колдуна, любящий рассуждать. Он был единственной подходящей добычей для жаждущей томных наслаждений кошки. Она решила соблазнить его, что и сделала, пока хозяин поместья уехал по делам и не мог ей никак помешать. Юноша оказался почти ангелом, херувимчиком не только внешностью, но внутренним миром. Не тронутым женщиной, что она и исправила, а ведь была безгранично удивлена. Она разжигала огонь и не замечала, как увлекается им все больше и больше, парень влюбился в нее и это, по большому счету, еще и явилось катализатором ее собственной влюбленности.
Любовь и наслаждение они отыскивали везде и всюду. Жизнь приобрела новые необычайно яркие краски, дышать стало сладко, иногда ей казалось, сто воздух стал приторно сладким. Казалось, нет ничего запретного или похотливого. Все дороги удовольствий были наполнены своими тайными смыслами. Жизнь вокруг совсем не занимала влюбленных.
Кто же будет замечать грозу на небосклоне, если он ослеплен любовью?
Она давно знала эту истину, но любовь ее очень сильно пошатнула, как и ее холодный расчет, который являлся практически ее знаком всюду. Она смягчилась, питала иллюзии о его безграничном понимании. Она, казалось, для него была неким сверхсуществом, всезнающим и вездесущим. Временами оно так и было, хотя никогда она не позволяла себе показаться в его глазах слишком изощренной или одаренной. Иногда она вытворяла такое, что заставляло его чувствовать свою собственную несовершенность. С одной стороны его это задевало, а с другой--он ощущал приятный вкус непознанного, которое требовало интереса к себе. Он восхищался ее силой и красотой, а она млела в нежных объятиях, раскрывая ему новые глубины любви и своего я. Все было чарующе привлекательно и несовершенно. Дни счастья длились недолго, но они ими наслаждались в полной мере. Считали дни и любили друг друга. Он становился все свободнее и уверенней в себе (или это ей казалось?). Его мягкость, нежность и внимательность покорили ее полностью и без остатка: она привыкла к урагану страсти, но никогда не испытывала похожей нежности и потребности дарить и получать удовольствие сходное этому безумному океану любви. Они не ссорились. Она старалась понимать адекватно его поступки и поведения, не выказывая недовольства—уж больно не хотелось омрачать сказку, созданную ими. А может ею.
Время пролетело дьявольским скакуном, мчащимся по пустыни. Задули ветра расставаний. Она заметила, как он начал меняться, но не обращала на это внимания, отговаривая себя, что изменения-- новые шаги в его развитии собственного мировоззрения. Ей снова вернулась вера в любовь непоколебимую, яркую и прекрасную, которую невозможно было сравнить с дружбой, даже самой чистой и откровенной.
Расставаясь, они обещали друг другу не терять связи. По началу все так и было. Короткие записки и страстные письма, вроде как подкрепляющие их любовь.
Вскоре он начал отдаляться. Не постепенно, а как-то резко и сразу. В первый раз он объяснился необходимостью понять себя. В этот раз она сделала над собой усилие и поняла его, как и последующие десятки раз. Молча понимала и пропускала мимо обиды, не давая им задержаться в собственном сердце. Вокруг была тишь да гладь. Кругом нее сновали молодые люди, которых она упорно не замечала, радуюсь своему счастью и удаче, что наконец-то нашла того единственного. Опять таки слепота позаботилась о том, чтобы она не обращала внимания на мелочи, казавшиеся тогда совсем не важными, такие как не те слова или сухость и редкость писем. Ей казалось, что колдун, желая оторваться на ней, мстит через любимого.
Убедив наставников, что ей нужно поучиться уму разуму у того мага, она снова отправилась в поместье. И застала там своего любимого, как говориться у разбитого корыта. Он не знал, что с собой делать, ведь несколько суток назад он любил другую девушку. Она почувствовала его восторг еще тогда, на расстоянии, но решила не обращать внимания. Юноша мучался с признанием, а она получила кинжал в сердце, нанесенным неумелым движением. Пропустив боль сквозь себя и вытащив большую занозу из сердца, она снова его поняла. Во всем виноваты длительность их расставания и его желание почувствовать себя героем в постели с другой. Глубоко вздохнув и отпустив обиду, ей снова хотелось познать ту любовь, которая была несколько лун назад. Которую она и не получила от него больше. А он жаловался ей о жестких условиях своего существования, о невзгодах и трудностях, о проблемах с родными. Она слушала, иногда что-то советовала, считая, что если поможет—ему полегчает. Так и уехала она ни с чем, только привкус разочарования терзал душу, и сердце ныло от боли.
Упорно не замечая его ухищрений и попыток спрятаться от нее, жила она ожиданием встречи с ним, когда все снова будет лучше, да вот только влюбленность его прошла, и в его душе зародился страх. Страх того, что женщина может быть сильнее его. Она была по сравнению с той девушкой опасной лесной кошкой, дикой и мягкой. Но вот зачем не уверенному мучающемуся юноше опасная кошка, если под рукой милая, тихая мышка, не вызывающая опасений своей непредсказуемостью?
Он замолчал, прекратил писать письма. Она искала ошибки, которые совершила и которые оттолкнули его от нее, но была лишь пустота. Она помучилась еще, побилась с болью и осознала, что все проходит. Все проходит, пройдет и это. А ведь в глубине души еще роилась надежда на прежнее счастье. Она называла себя неисправимой оптимисткой и ждала. Вскоре осознав его наплевательское отношение к себе, ее обуяла ярость и злоба, которые заняли место боли и печали. И наступило облегчение. Было желание мстить, да только ни он, ни та девушка не были правильными или стоящими мишенями. Было желание ненавидеть его, да только за что? За то, что первая женщина вызвала первую влюбленность и крупную глупость? Было желание убить, но он не был ей желанным противником. Было желание презирать, сменившееся жестоким весельем. Она забылась. Истязала себя тренировками и науками, отдыхала в чужих объятиях, развлекалась в диких, а порой и опасных местах с неподходящими для юной девушки личностями. Потом пришло первозданное и дикое веселье. Все проходит, пройдет и это.
Через несколько лун молчания бывших влюбленных она отправила ему небольшую записку. Пока она ее писала, она веселилась. Ей было смешно и радостно, правда привкус злобы все равно присутствовал. Уже исчезли какие бы то ни было злые или добрые пожелания к нему, вернулась бесстрастность, жажда наживы, способность использовать людей  в своих целях, холодный расчет. Ее радовал возврат к себе прежней, вот только она снова изменилась и не могла понять почему. Почему и зачем была написана записка она не могла ответить даже самой себе. Действовала она по наитию, обуревавшую ее все чаще и чаще последнее время. Записка гласила:
«Я--чудовище, Черный ангел,
Ты--позорище, мой архангел.
Я тебя люблю и, наверно, зря,
Больше не спою песню для тебя.
Я тебя возьму и сожму в руке,
И подвешу за ногу на потолке,
Ну а будешь ты трепыхаться, гад,
Я в тебя волью самый сильный яд.
Я--чудовище, Черный ангел,
Ты теперь уже труп-архангел…»
Бумага была тонкой и мягкой. Он долго носил с собой ее письмо, пока не решился заглянуть в него.
После этого он прожил еще несколько часов. О его смерти она узнала от самого колдуна, который прислал ей гневное письмо, почти обвинительного характера. Маг намеревался бы мстить ей за своего подмастерья, да вот только опасался он за свою жизнь гораздо сильнее, нежели за свою честь. Колдун не нашел никаких следов яда на бумаге и присутствия заклятья или магии тоже. Она даже не намеревалась его убивать, и могла поклясться, что не сделала ничего, кроме шаловливо-опасной записки.
Позже она поняла, что он умер от страха. От страха, что она его отравила. С ее знаниями она могла сделать все проще простого. Его нашли  с белым, искаженным ужасом лицом. Одежда была разорвана в клочья и руки неестественно выгнуты. Он лежал лицом вниз на клумбе покрытой кроваво-красными цветами. Может быть осуществилась ее месть вне зависимости от ее желания, да вот только образ его, который она так аккуратно создавала рухнул окончательно. Она не хотела лишать его жизни—это было бы слишком просто. Она не раскаялась, что стала причиной смерти, а лишь горько улыбнулась и вздохнула. Мир встал на место в ее глазах, теперь красивая высокая черноволосая девушка с косой стала ее вечной спутницей.
Все проходит, пройдет и это.